В свое время сильно подивилась тому, что «Далекая Радуга» так мало популярна даже среди поклонников творчества братьев-фантастов, хотя повесть ценна, на мой взгляд.
Решение написать книгу-предупреждение Стругацкиe приняли, будучи под мощным впечатлением от практически неизвестного ныне фильма Стэнли Крамера — «На Берегу»; картина о последних днях человечества, почти уже умершего после ядерной катастрофы. Однако современного зрителя и читателя едва ли удивишь творением на тему конца света; благодарение избаловавшему нас Голливуду, чьи фильмы-катастрофы в красках расскажут каждому о том, к а к это будет. Но вот такая штука: сидя за эдаким кино, становишься пленником зрелищности; мысли о том, что всё может сбыться въяве, нет. Да ведь и всякий склонен бессознательно верить: «С кем угодно – только не со мной!».
Иначе дело с «Радугой». Повесть пугающая; не подобно страшилке, она провоцирует то жуткое чувство, когда что-то давяще-малодушное скребется возле горла, потому что нет вариантов… мы любим называть это безысходностью. И вроде читаешь и по-детски надеешься – вот, наверняка, на следующей странице покажется «Стрела», и все спасутся… а у горла так и скребется: «Не бывать этому. Погибло всё. Радуга — пепелище». И думаешь: «Ну как же… как же?! Камилл ведь предупреждал!». Последнее время, как ни включишь телевизор, везде Камиллы; хоть на одном из каналов, да окажется какой-нибудь получудаковатый работник научной сферы, рассказывающий о последствиях космических экспериментов, ядерных разработок и прочего. Их не слышат? Не слушают.
Читаешь повесть – далекая… далекая Радуга. А может не столь далекая? Может и не Радуга? Честное слово, всякий раз, когда узнаю об очередном природном катаклизме, в воображении сверкнет и настырно засияет гребень Волны… а потом и она представится — темная, страшная, неотвратимая. «Радуга, Радуга, как ты нас обидела...»
Произведения Стругацких всегда неоднозначны, всегда с множественными смысловыми гранями, одна из которых – основание. В данной повести братья через надвигающуюся катастрофу рассказали о людях, участниках трагедии; об ответственности перед движущейся наукой и о безответственности по отношению к другим, это движение сопровождающим; о цене прогресса. На меня большее впечатление произвел эпизод, когда Скляров предложил пилоту попавшего в аварию детского аэробуса выбрать из дюжины ребятишек всего троих, которых на маленьком флаере можно было увезти к звездолёту, спасти. Габа видел гребень Волны, поднимавшейся над верхушками лесных деревьев, и… он не смог выбрать; принял другое решение — позволил Роберту улететь с беременной Таней, отвлекая детей в игру. Чем стали для этого пилота те последние 15 минут до Волны? Как прожил (пережил) он их? – не представить.
Читала произведение несколько раз – четыре или пять. Всё время, собираясь взять книгу в руки, интересуюсь у себя: «Что забыла на страницах «Далёкой Радуги»? Ведь уже не один раз читала — новых букв не появилось». Тем страшнее видится образ явления, созданный братьями, когда рядом играет твой ребенок. Неужто нервы хочется пощекотать? Нет. Возможно, всё таки надежду ищу... На первый взгляд неоткуда ей взяться там; но «Тариэль» с детьми успел выйти на орбиту, а Горбовский, погибнув на Радуге, появится таки в последующих повестях Стругацких, да и изучение нуль-транспортировок явно получило продолжение, поскольку в более поздних произведениях эти перемещения эксплуатируются людьми.
Конец неоднозначен так же, как и вся повесть.
Так вышло при общей любви к фантастическому жанру в литературе, Стругацких читал совсем мало… навскидку могу вспомнить только Страна багровых туч — сильное произведение. Больше мой путь с творчеством этих писателей не пересекался, о чем очень сильно жалею.
А относительно Радуги, вспоминается отличная фантастическая повесть в двух частях под названием Лунная радуга, но она перу Павлова принадлежит. Не совсем в тему получилось, но произведение рекомендую всем любителям жанра.